Открытые данные в закрытой политической системе

Анастасия Валеева – журналист и тренер по журналистике данных, специализируется на расследованиях и открытых данных. Она начинала карьеру на телеканале НТВ, где в качестве международного продюсера работала над эксклюзивными репортажами для программ “Центральное телевидение” и “Научные детективы”. В 2012 году Анастасия уехала в Великобританию получать второе образование, а затем освоила навыки работы с данными, чтобы стать дата-журналистом. В настоящее время преподает журналистику данных в Американском университете Центральной Азии в Бишкеке, Кыргызстан.

Для своей работы в Институте Рейтер «Открытые данные в закрытой политической системе: Открытые данные в расследовательской журналистике России» Анастасия брала интервью у журналистов и специалистов в России и Англии, и проанализировала расследования, сделанные на основе данных — от разоблачения тендеров до публикаций о Панамском архиве. Анастасия поговорила с редактором GIJN Ольгой Симанович о выводах исследования, о состоянии дата-журналистики в России и за ее пределами, и о том, как она сама стала дата-журналистом.

Большинство журналистов считают работу с цифрами нудной, трудной и неблагодарной – что же привлекает Вас в ней?

Мне надоело добиваться «эксклюзива» у одних и тех же уставших людей и задавать вопросы экспертам, чтобы они объясняли всё за нас.

Наверно, для меня дата-журналистика стала личным выходом из профессионального кризиса в 2012-ом, когда я оставила работу на НТВ и уехала из России. Меня разочаровал процесс получения информации, в котором мы добивались «эксклюзива» у одних и тех же уставших людей, задавали вопросы экспертам, чтобы те объяснили всё за нас, и брали интервью, заранее зная ответы. Журналистика данных для меня — это просто хорошая умная журналистика.

Что изменилось в журналистике данных за то время, что Вы работаете в этой области?

Сразу скажу, что не считаю себя экспертом, скорее специалистом. Область очень быстро развивается, особенно в Америке. Там The New York Times уже успели отойти от интерактивных приложений, а у нас к ним еще даже не пришли. В Европе прошел, как сейчас говорят, «хайп» на дата-журналистику, и в некоторых СМИ, таких как Die Zeit или The Guardian, дата-журналисты — полноценные члены редакции. Интересно смотреть на развитие журналистики данных в России — у нас все только начинается.

Исследования этой темы — вещь необходимая, если мы хотим ее развивать. Google News Lab недавно опубликовал отчет о состоянии дата-журналистики на 2017 год. У меня возникают вопросы к их методологии, когда я вижу, что для этой работы были выбраны четыре страны — Англия, Америка, Германия и Франция. Не думаю, что мы можем говорить всерьез о демократизации с помощью открытых данных или качественно новой журналистике, если брать в расчет только эти страны.

Это и было предпосылкой моего исследования: я верю в то, что открытые данные — это двигатель свободы и полноценного доступа к информации. Соответственно, я хотела посмотреть, какого качества открытые данные публикуются в России, и могут ли журналисты ими пользоваться для расследований.

В чем основные выводы вашего исследования, что вас удивило?

В некоторых сферах Российское правительство публикует значительное количество открытых данных, например, финансовый сектор, особенно все, что касается закупок. Но в областях, затрагивающих качество жизни — здоровье, преступность, образование — данные оставляют желать лучшего, там большие проблемы со стандартизацией данных и их детальностью. Законы приняты, некоторые с 2006 года, но многое хотелось бы изменить в том, как они применяются на практике.

Что касается того, как журналисты используют открытые данные, я обнаружила, что очень часто они все равно предпочитают классическую схему работы над материалом — автор корпеет над своим текстом, вычислениями и документами, вплоть до момента публикации. То есть это не командная работа, где есть место и дизайнеру, и разработчику. Хотя такие типы сотрудничества я тоже видела, и это, как правило, происходит на хакатонах по журналистике данных, которые вошли в моду в Москве и Санкт-Петербурге с 2016 года. Несмотря на то, что там многое делается на коленке, глубина анализа данных в таких историях и методы использования графики для подачи информации — это, несомненно, то, чего не хватает в редакциях.

Вы провели масштабное исследование о состоянии журналистики данных в России, возможно, знакомы с работами дата-журналистов других стран бывшего СССР. Каким медиа удается делать самые лучшие материалы на основе данных?

Когда документы и массивы данных, что называется, «стали большими», журналистам-расследователям пришлось переучиться: стать отчасти дата-журналистами.

В своем исследовании о России я смотрела на расследования с точки зрения их работы с данными. Они и до того, как это стало «модно», работали с документами, а когда документы и массивы данных, что называется, «стали большими», им пришлось переучиться и стать и дата-журналистами немного тоже. Я говорю в первую очередь о Новой Газете, которая работала с Международным консорциумом журналистов-расследователей (ICIJ) над Панамским архивом, а с Центром по расследованию коррупции и организованной преступности (OCCRP) — над “Ландроматом”; а также об РБК, которые сделали репутацию на расследованиях госзакупок.

А что касается медиа хакатонов, то мне очень нравятся работы постоянного участника, команды «Зины». У них в команде есть дата-аналитик, и это чувствуется, потому что они всегда дают и исходный код, и данные. Настоящая журналистика открытых данных.

В других странах это, конечно, украинские «Тексты», которые целенаправленно занимаются журналистикой данных, но и у классических tut.by в Беларуси и «Вечернего Бишкека» в Кыргызстане можно найти приличные материалы, основанные на данных. Это еще не совсем дата-журналистика, но они уже учатся интерпретировать и анализировать статистическую информацию. Им остается буквально шаг до журналистики данных.

Сколько издания готовы вкладывать в дата-журналистику? Ведь это очень трудоемкий процесс, можно обработать огромный массив данных, а в результате твоя гипотеза не подтвердится.

Сколько они готовы вкладывать, сказать сложно, но судя по тому, что ни в одном российском медиа нет отдела дата-журналистики, видимо, немного. Но думаю, дело не в том, что может быть много работы и мало результата – в конце концов, и с классическими расследованиями так бывает, а в том, что потенциал журналистики данных, ее качественно другой уровень, не оценивается по достоинству.

Что мешает журналистам постсоветских стран делать больше качественных расследований на основе данных? Это скорее субъективные или объективные факторы?

Если журналисты будут воспринимать себя как писатели малого жанра, а зарплату получать по количеству заметок или кликов, ничего не изменится.

После прошлогоднего тренинга в Черногории, где у нас были участники из Украины, Беларуси, Кыргызстана и Узбекистана, я написала блог о сложностях и радостях преподавания дата-журналистики для постсоветских стран. Я думаю, тут ключевую роль играет структура журналистского образования и система СМИ, в которую эти выпускники приходят работать. Если они будут воспринимать себя как писатели малого жанра, а зарплату получать по количеству заметок или кликов, ничего не изменится. Но вот в Украине же расцвела журналистика данных, значит, всё возможно.

Что произошло в Украине, что сделало ее уникальной в этом смысле?

Оговорюсь, что это только наблюдение со стороны, но видно, что там с приходом нового правительства инициативы по журналистике данных получили поддержку, которая была им нужна для роста. Желание общества контролировать власть и курс правительства на открытость подготовили почву для плодов дата-журналистики. Сегодня там есть редакции, такие, как Тексты, где понимают уникальные качества продуктов на данных, есть организации, например, Интерньюс, которые работают со СМИ, а также этот предмет вот уже несколько лет преподают в университетах.

Вы проводите тренинги для журналистов в странах бывшего СССР. Можете ли вы рассказать о том, чему вы учите на своих занятиях?

Конечно, материалы наших занятий находятся в открытом доступе. Программу тренинга разработала специалист по дата-журналистике Эва Константарас, а я переводила и адаптировала под местный контекст. Главная особенность материалов – в том, чтобы научить журналистов критическому мышлению с помощью данных. Мы начинаем с чтения историй на основе данных, разбираем их структуру и анализ, потом ищем местные порталы открытых данных, и наконец, участники строят свои гипотезы, которые с помощью этих данных проверяют.

Я не думаю, что здесь есть какая-то постсоветская специфика, это все тот же Эксель, скрейпинг и визуализация. Тем не менее, очень важно изучить местный контекст и адаптировать под него материалы. Перед началом каждого тренинга мы читаем местные СМИ, ищем истории, ищем данные на местных порталах, подстраиваемся под интересы участников в процессе работы. Например, в Европе мы делали большой проект на самых разных данных о миграции, в Кыргызстане работали с данными о здоровье, а балканские журналисты хотели расследовать с помощью данных такие темы, как наркотики, домашнее насилие и качество воды.

Какие распространенные ошибки допускают люди, когда работают с данными?

Самая распространенная ошибка, на мой взгляд – слепая вера в данные. Цифры же используют абсолютно все журналисты, и очень редко проверяют, откуда они взялись. Что касается работы с данными, то надо быть осторожным с интерпретацией данных: не путать данные опроса с демографическим исследованием по всей стране, не спешить с причинно-следственными связями. Вы же для интервью выбираете настоящего эксперта по теме, вот и с данными так же.

Что бы Вы порекомендовали людям, которые только начинают заниматься дата-журналистикой?

Начать свой первый проект прямо сейчас.

Как Вы думаете, какие изменения ждут журналистику данных в будущем?

Возможно, на одном экстремуме, это будет очень персонализированная журналистика супер-компьютеров, то, о чем пишет Тим Бернерс-Ли в своих футуристических статьях: открываешь сайт, он уже подстроился под ваш профиль, вы вводите в поиск, например, стоматолога, и он вам подсказывает, где найти лучшего с учетом всех параметров, включая ваше расписание. Но мне бы гораздо более хотелось видеть другой, самый простой вариант развития событий: чтобы все журналисты анализировали сказанную кем-то информацию, особенно выраженную в числах, и умели общаться с данными так же, как с людьми.

Ольга Симанович — региональный редактор GIJN, работала тележурналистом, сценаристом, медиа-тренером и редактором в Украине. Ольга была репортером телевизионных новостей “Вікна-Новини” на канале СТБ и участвовала в международных расследованиях SCOOP. Выпускница Национального университета имени Тараса Шевченко, она свободно владеет украинским, русским, английским и греческим языками.